Трагедия, превращенная в подвиг

В Запорожье я вырос на Кичкасе. Образцово-показательная рабочая окраина, со всеми сопутствующими язвами - тяжелым физическим трудом на промпредприятиях, в котором задействована большая часть 60-тысячного населения района, алкоголем, наркотиками, шкалящим криминалом. Вплоть до того, что в 2010 году журнал "Корреспондент", тогда еще уважаемое издание, включил Кичкас в десятку самых опасных микрорайонов Украины.

Так вот, в самом конце 90-х умами и организмами кичкасских подростков овладело повальное увлечение клеем "Момент-2". Именно он считался самым действенным и забористым ингалянтом, поскольку, как я знаю сейчас, содержал ныне исключенный из состава подобных клеев толуол.

Нет, токсикомания в силу дешевизны и доступности сырья для галлюцинаций, и по сей день распространена, но в последние годы 20 века увлечение ею было каким-то совсем уж повальным. Во всяком случае, там где рос я. Сказывались дешевизна и доступность.

Самое интересное заключалось в том, о чем именно грезили обдышавшиеся клеем кичкасские подростки. А грезили они сражениями Второй мировой войны.

Я собственными глазами видел, как 13-15 летние, мутноглазые, очумевшие парни (мальчишки?) шли в атаки на воображаемых фашистов, бросались под танки, схватывались в рукопашную. Некоторые даже с парашютами прыгали. Партизанили.

Нередко галлюцинации о сражениях с фрицами становились коллективными. Не знаю, как это работает, но одна и та же иллюзия могла запросто захватить нескольких человек.

А ведь речь идет о подростках, рожденных в конце 80-х, начале 90-х. То есть ощущавших на себе лишь малую толику того ура-пропагандистского груза, который довлел над рожденными, например, в 60-70-е…

Эта жутковатая история хорошо демонстрирует тот факт, насколько глубоко в подкорке, в генах, сидит культ, на протяжении десятилетий создававшийся на просторах СССР вокруг событий Второй Мировой, и получивший название Великая Отечественная Война. Он незаметно въелся в каждого из нас и для многих стал своего рода религией.

Но, и в этом главная проблема, культ ВОВ стал религией в худшем смысле этого слова. Религией, не терпящей интерпретаций, альтернативных точек зрения, оттенков. Религией, насыщенной императивами и табу, изобилующей аксиомами и отрицающей теоремы.

Стоит заикнуться, что Сталина от Гитлера отличала лишь форма усов, стоит упомянуть о весомой роли антигитлеровоской коалици и лендлизе, стоит вспомнить СМЕРШ, репрессии, фильтрационные лагеря для бежавших и освобожденных из плена - все, наливающийся кровью взор собеседника тут же застят воевавшие деды.

Как результат - в советской историографии, а вслед за этим и в умах миллионов, Вторая Мировая пустила корни как сражение абсолютного добра с абсолютным злом. Без оттенков. А, как известно, любой подвиг, а тем более подвиг лишенный грязи и крови, вызывает необоримое желание его повторить. Даже спустя десятилетия.

Но не надо иметь под боком пылающий Донбасс, чтобы понимать, что любая война - это коктейль из грязи, гниющего мяса, крови, агрессии и смертей, смертей, смертей. Глупых, случайных, детских и взрослых, нелепых, неожиданных, отвратительных. А подпоясанные шинелями красноармейцы на завалинке, с пшеничными усами, махоркой и непоколебимым взглядом такая же агитка, как и бравое ополчение Донбасса.

Советская власть забросала фашизм мясом советских людей. Но ведь забросала же.

Как не странно, другую крайность - крайность умолчания и забвения, исповедовал мой прадед Щербина Василий Федорович, который ушел на фронт в 1941 году, был дважды ранен и 9 мая встретил в Берлине.

За те 40 с лишним лет, что он прожил после завершения Второй мировой, прадед никогда не вспоминал о войне, а просьбы детей и внуков рассказать историй с войны воспринимал чуть ли не как оскорбление. Не ходил в школы на пресловутые уроки мужества. Не ездил на встречи с сослуживцами. А однажды, когда обнаружил у отца с братом винтовку Мосина, которую те, найдя в лесополосе, восстановили до состояния боеспособности, так высек обоих, что у папы на всю жизнь остались два косых шрама на спине. После чего утопил оружие в бездонном деревенском нужнике.

Истина же, как всегда посередине. Она где-то между двумя вот этими строчками стихотворения Сергея Жадана:

- Прийде час і яка-небуть наволоч буде обов'язково писати про це героїчні вірші. Прийде час і яка-небуть наволоч скаже, що про це взагалі не треба писати.

Я не собираюсь отрицать важность той победы или приуменьшать чьи-то подвиги. Я, может быть, всю эту крамолу лишь потому, и могу написать, что деды действительно воевали. Я говорю о том, что сакрализация войны, ее обожествление, поэтизация, вот этот бесконечный пропагандистский мейкап, который не устают накладывать на Вторую мировую, более того - ее героизация, один из тягчайших грехов, до которого мог додуматься человек: превратить в Победу самую масштабную в истории человечества трагедию.

И поэтому так важно превратить День победы в День памяти. Не забыть, но правильно расставить акценты. Что в нынешних условиях, во всяком случае для современной России, физически невозможно. Ибо кроме героически воевавших дедов других мобилизующих культов в РФ нет.

У Курта Воннегута в "Бойне номер пять", которая, кстати, в прошлом году вышла в прекрасном украинском издании, есть очень показательный эпизод. Возможно, самый важный в книге.

Главный герой, пишущий книгу о Второй мировой войне, в частности о трехдневных бомбардировках Дрездена в 1945 году, в результате которых только по официальным данным погибло более 25 тысяч человек, чтобы освежить воспоминания, приехал в гости к своему другу, с которым эту самую войну прошел. Воспоминания под хороший виски прервала жена друга:

- Да вы же были тогда совсем детьми! - сказала она.

- Что? - переспросил я.

- Вы были на войне просто детьми, как наши ребята наверху.

Я кивнул головой - ее правда. Мы были на войне девами неразумными, едва расставшимися с детством.

- Но вы же так не напишите, верно? - сказала она. Это был не вопрос - это было обвинение.

- Я… я сам не знаю, - сказал я.

- Зато я знаю, - сказала она. - Вы притворитесь, что вы были вовсе не детьми, а настоящими мужчинами, и вас в кино будут играть всякие Фрэнки Синатры и Джоны Уэйны или еще какие-нибудь знаменитости, скверные старики, которые обожают войну. И война будет показана красиво, и пойдут войны одна за другой. А драться будут дети…