В начале ноября волонтер Нелли Стельмах уволилась с должности заместителя директора департамента по госзакупкам и поставкам материальных ресурсов министерства.
Стельмах пришла в Министерство обороны Украины осенью 2014 года в составе "волонтерского десанта", численность которого составляла девять человек. А в январе 2015-го была назначена директором департамента по государственным закупкам и главой тендерного комитета по совместительству.
В июне, когда при МОУ начали формировать Проектный офис реформ (орган для обеспечения координации изменений в оборонном ведомстве), Стельмах приняла решение о переходе на должность заместителя главы тендерного комитета - в связи с увеличением объемов работы, как пояснила она сама. Однако, Нелли осталась руководителем департамента по государственным закупкам и поставке материальных ресурсов Минобороны.
А в конце октября Проектный офис численностью порядка 70 человек полноценно перенял у "волонтерского десанта" эстафету по реформированию работы ведомства, приняв большинство волонтеров-"десантников" в свои ряды. После этого Стельмах написала заявление об увольнении с занимаемых должностей.
INSIDER поговорил с Нелли Стельмах о работе в оборонном ведомстве в военное время и причинах, побудивших ее покинуть МОУ.
– Почему вы решили уйти из МОУ?
– Я начала заниматься волонтерством в апреле (2014 года, – ред.), в конце мая попала в военный госпиталь. Это изменило мое мировоззрение, отношение к вещам: что важно, что нет. Самое важное – здоровье и жизнь, остальное – ничто.
Волонтерство заполнило все свободное время, а была и работа. Сказать "нет" МОУ я просто не могла – съела бы себя. Решила, что лучше попробовать и понимать, где ошибалась, чем ничего не делать.
Теперь я сделала все, что могла, несмотря на противодействие, на бумаги, которыми меня заваливали. Необходимый объем работ выполнен – при помощи "волонтерского десанта", самого департамента, электронных торгов и Минэкономразвития, которое нам помогло их внедрить.
Я с чистой совестью могу… нельзя сказать "вернуться к мирной жизни", потому что война продолжается, но хотя бы взять паузу, отдохнуть. Почти год я приезжала на работу где-то в 07:30 и иногда даже уезжала после полуночи. С рабочими субботами и воскресеньями. Наверное, резервы организма и психики существуют. Это был трудный для меня период. Я мало общалась с мужем, детьми.
![]() |
Фото: mil.gov.ua |
– "Волонтерский десант" весь ушел?
– Демобилизация "десанта" была, но в разных формах многие продолжают работать.
– Куратор "десанта" Давид Арахамия также покинул МОУ?
– Ну, Давид вернулся в бизнес.
– Структура отбивает желание приходить и что-то делать на добровольных началах?
– Не совсем. Ведь сделано очень много. Просто существует ограниченный ресурс, который можно использовать; приходит понимание, что все ты не изменишь и работать за все МОУ не будешь. Но изменения идут, они начались.
Сейчас при МОУ создан Проектный офис реформ, там уже около 70 человек. "Волонтерский десант" дал только толчек для изменений.
– Как передавалась работа Проектному офису?
– Мы работали параллельно. Постепенно проекты снимались с "волонтерского десанта" и переводили в зону ответственности Проектного офиса.
– Почему возникла необходимость в его создании?
– Посмотрим на ситуацию, в которой оказалась я: огромный объем текущих дел, который надо выполнить. Что бы ты ни делал, на тебя будут жаловаться, потому что любой тендер заканчивается чьим-то проигрышем. Одни проигрывают достойно, другие – пишут в ГПУ, СБУ и всем-всем: "Мы на три копейки дешевле предлагали, а нас не выбрали". А в случае невыполнения текучки другое наказание – за то, что тормозишь процедуру.
При мне было около трех таких расследований. Не было времени заниматься чем-то, кроме закупок, потому что объемы работы огромные, а если не проведем все необходимые процедуры, автоматически срываем поставки.
В 2013 году у МОУ по вещевому обеспечению был 31 договор и только 10 уникальных поставщиков. В этом – около 600 договоров и более 100 уникальных поставщиков. Конечно, очень помогло введение электронных торгов, ведь количество персонала не увеличивается.
– Сотрудники Проектного офиса работают за те же 1700 грн, что и "десант"?
– Если сотрудники Вооруженных сил, да. А вообще могут платить и 1300 – минимально.
– Нелли Григорьевна, какими были первые впечатления, когда вы попали в министерство?
– В МОУ я попала в составе девяти человек по решению президента и министра обороны, это был "волонтерский десант". Увидела отсутствие финансирования в должном объеме, бюрократию и нежелание части сотрудников работать. Противодействие, нежелание изменений, отсутствие понимания, что в воюющей стране работа в Минобороны – не просто работа в госучреждении, где платят зарплату. Это касается где-то половины сотрудников, которых мне довелось встречать.
– Изучали, как работают иностранные коллеги по госзакупкам?
– Я работаю в закупках с 2001 года: в компании, где я работала, прописывала, как должен работать тендерный комитет, создавала базу данных. Это была коммерческая структура, но большая, с дочерними предприятиями по всей стране, а до войны – и в РФ.
Как работают коллеги в других странах – частично изучала. В новом проекте закона о публичных торгах (очень хочу, чтобы его приняли в этом году) предусматриваются структуры, подобные тем, что есть в Британии и других странах НАТО, где не обязательно создание тендерного комитета: решение может принимать одно лицо, несущее всю полноту ответственности.
– Я слышала, были взаимодействия с британцами…
– Да, они нам очень помогли и сейчас помогают. Скоро моя мечта осуществится, но уже без меня: введение электронного документооборота в департаменте госзакупок. За средства Британии куплены компьютеры, оборудование, проводится внутренняя сеть, которой практически вообще не было – все бегали с флешками. Это ускорит работу и уменьшит бюрократию. Наши ребята уже ездили знакомиться с британской системой.
– Как считаете, многого вам удалось достичь за время работы в МОУ?
– Когда меня назначили главой комитета по конкурсным торгам и выдали справку, что есть на складах, цифры были близки к нулю. Начиналась четвертая волна мобилизации, дальше шла пятая-шестая, призыв. Мне стало страшно: люди начинали прибывать, но не было ни спальных мешков, ни простыней, ни одежды.
Последние 10 лет финансирование по тыловому направлению (горюче-смазочные материалы, вещевое обеспечение, продовольствие) было 5, 6 и 3% соответственно, исходя из 100% потребностей. В 2014 году оно составило около 25%, в этом – около 60%, но этого тоже недостаточно. Если в прошлом году по той же "вещевке" мы заключили 220 договоров, то в этом уже 520, а будут, думаю, все 600. Объем работы большой, а коллектив, учитывая нежелание некоторых работать и незаполненность вакансий, маленький…
С приходом "десанта" закупки МОУ стали максимально открытыми. Мы публиковали объем закупок на год еще в январе, неоднократно проводили встречи с поставщиками, у нас две страницы в Facebook (по электронным закупкам и департаменту в целом), с конца июня все закупки по тыловому обеспечению проводятся только на электронных площадках. Я всегда отвечала на журналистские запросы (по-моему, всего на один не ответила – времени не было).
Удалось достичь и многого, и немногого. Когда я написала заявление об уходе, мы закончили почти все процедуры, остались только "хвосты". Сейчас есть, во что одевать и чем обеспечивать бойцов. Разного качества, удобства, но есть.
![]() |
Фото: mil.gov.ua |
– Как удалось справиться с ситуацией?
– Просто работали, много. Беда в том, что мы снабжаем воюющую армию (давайте говорить правду, у нас война) по законам мирного времени. И, осуществляя "чудеса героизма", проводя процедуры, чтобы хоть что-то поставить в ВСУ, получаем то, что к нам приходит прокуратура: "А вы здесь документик не приложили".
– Это вы о заявлениях Матиоса относительно растраты 100 млрд?
– Эти заявления преувеличены. Во-первых, часть народных депутатов посчитали, что мы купили горюче-смазочные материалы не у той компании. Депутат имеет право инициировать проверку, и это правильно. Но когда по одному предмету закупки приходит запрос от четверых нардепов – это перебор.
Во-вторых, мы делали закупку на пике роста доллара и на этапе, когда менялась законодательная база. 18 марта вступило в силу постановление, что мы можем выплачивать аванс по тыловому обеспечению. Менять типовой договор на тот момент оказалось невозможным, из-за скачка курса где-то 1,5 тыс. грн на тонне потеряли. Но в день подписания договора снизили цену, а потом за две недели провели три этапа переговоров по ее снижению.
Поэтому там больше пиара, чем нарушений. На допрос ходили все сотрудники тендерного комитета, отдела горюче-смазочных материалов. Человек 20 отчитывались о выполненной работе. И другие судопроизводства были, закончились они ничем.
– А все закончились?
– Почти все. По линии ГПУ расследование еще идет, но тоже ничем не закончится. Нарушений нет. Я военной прокуратуре показала документы по конкурсным торгам еще 20 марта.
– Они сразу приехали в МОУ?
– Да, в департамент. Я показала все документы и расчеты.
– Почему такое давление, как думаете?
– Наверное, кто более открыт, на того и наезжают. Я сравнивала стоимость закупки горюче-смазочных материалов. В марте мы закупили по 25, СБУ – по 31, Чернобыльская АЭС – по 41 тыс. за тонну… а наехали на МОУ.
За день до ухода делала аналитику по летним полевым костюмам: МОУ закупает по цене около 700 грн, другие силовые структуры – по 900. При этом МОУ покупает "не то", "не так" и "неправильно".
Ошибки были, потому что мы что-то делали и брались за многое. Возможно, надо было сосредоточиться на определенных направлениях. Наша пятая колонна, возможно, не осознавая и не преследуя своей цели, ведет себя некорректно. С одной стороны, это государственные деньги, и общественный контроль должен быть, с другой – критика бывает конструктивной и деструктивной, и критиковать ради того, чтобы на этом попиариться, – это непорядочно, нечестно, некрасиво и непатриотично.
– Какие еще были сложности?
– Вопросы по питанию есть. Контроль качества питания – вопрос не столько МОУ, сколько отдельных частей. Зачастую командир подписывает любой акт, как бы ни кормили – хорошо, плохо. Я видела только один документ, где были написаны хоть какие-то претензии к компаниям, поставляющим продукты питания для ВСУ. К сожалению, это "последняя" забота командира – проверить питание: принесли – подписал.
– Во сколько обходится обеспечение одного солдата?
– Полное снаряжение – около 45 тысяч грн. Без питания, просто одежда, рюкзак, спальный мешок, бронежилет, каска…
– Какими должны быть бюджеты МОУ, исходя из сегодняшней ситуации?
– На вещевое обеспечение - около 5 млрд гривен в ценах текущего года. Питание в этом году будет где-то 3 млрд грн. Если цена вырастет на 15%, на следующий год потребуется около 4 млрд.
– Могут ли украинские производители полностью обеспечивать армию?
– Не совсем. У нас более или менее нормально с одеждой, терпимо с обувью и очень плохо со снаряжением. Нет производителей наколенников, один производитель палаток, спецснаряжение вообще никто не делает.
– Как теперь быть с доплатой семьям волонтеров, которую "десанту" сначала разрешили, а потом начали расследовать? Это дело еще тянется?
– Сегодня смотрела декларацию за прошлый год: военная служба правопорядка спросила, сколько получили члены семьи. Прошлогодняя декларация есть на сайте МОУ. Я обнародую и декларацию за этот год. Дело, наверное, тянется, раз меня спросили. Я получала доплату первых полтора месяца в прошлом году, и еще один или два раза в этом.
– По словам Арахамии, относительно легальности этих доплат запрос делался даже в ГФС…
– Да, все легально было. Я лично спрашивала юристов кадрового департамента МОУ, как это делать правильно. Нам посоветовали, а теперь оказывается, это неправильно. Так у нас государственный аппарат работает: принимает решения, а потом перепринимает. Причем с этих денег платились налоги.
В начале года я отказалась от доплат, потому что для меня это не принципиально – мне есть, на чьей шее сидеть: семья поддерживала меня не только морально. Я бы и бесплатно работала, до этого ведь за волонтерство мне не платили. Я как-то подсчитала, что по проектам, которыми я занималась, для ВСУ передали больше 2 млн грн. Часть денег собрала я, часть – фонд "Крылья Феникса", координатором которого я была и считаю себя до сих пор.
– После ухода нет ощущения, что все "рассыплется"? Как считаете, закончит Проектный офис ваши начинания?
– Я уверена, что работа в этом направлении будет продолжаться. К сожалению, после моего ухода один предмет закупки сорвался, и мне просто больно. Думаю, об этом стоит говорить: сорвалась закупка новых сухих пайков в ламистерной упаковке, в которой можно разогреть и есть нормальную еду, а не консервы. Теперь они будут только в следующем году. Я считаю, что если бы я осталась, убедила бы, что это нужно, потому что это решение не в пользу армии.
– А почему сорвалась закупка?
– Некоторые сотрудники посчитали, что на этом рынке небольшая конкуренция: всего несколько компаний производят эту продукцию. Но конкуренции не будет, пока нет рынка. Если МОУ объявит о планах закупки таких пайков, подтянутся компании, готовые их производить. Кроме того, пайки двух производителей прошли опробование бойцами. А это уже конкуренция.
Пусть бы те, кто принимал это решение, попробовал посидеть на консервах хотя бы три дня. Я видела, как ребята выходили из донецкого аэропорта и не могли кушать, потому что 13 дней посидели на консервах.
Сама когда задерживалась допоздна – каюсь – ела такие продукты, но каши с консервами даже при сильном голоде не могла, зная, что вечером дома поем нормально. В новых пайках нормальный борщ, супы, рагу, джемы, конфеты.
– Чем планируете заниматься дальше?
– Не знаю. Поднимать домашнее хозяйство из руин, потому что все требует вмешательства. Мне повезло, что всегда была возможность выбора: работать или не работать. И когда нужно остановиться, я беру паузу и думаю. У меня уже дважды была подобная ситуация: в первый раз я получила еще одно высшее образование, во второй – выучила новый язык.
(Нелли Стельмах знает чешский, словацкий и английский языки, имеет техническое и экономическое образование, – ред.)