Восемь в комнате, не считая собак
- Изюм забит переселенцами, только местные власти стараются этого не замечать! – эмоционально рассказывает Марина Алферова, с которой мы едем в купе поезда. – Я считаю, местные власти саботируют помощь переселенцам, чтобы те ехали из Изюма дальше.
Уже по тому, что она последовательно говорит о бегущих от войны "переселенцы", а не "беженцы", сразу было понятно, что Марина – не просто обыватель. Действительно, она оказывается председателем Центра помощи переселенцам в Изюме. Их центр стал подразделением волонтерской организации "Станция Харьков".
- Почему переселенцев можно не замечать? – рассказывает Марина. – У нас в центре волонтерит переселенец из Горловки. Так вот, нашли они с женой и ребенком комнату. Цены, кстати, в Изюме взлетели в разы. Но ладно, нашел наш волонтер комнату – им на троих нормально. А потом вслед за ними выехала мать жены, а за ней двоюродные сестры с детьми. И вот их уже восемь человек в комнате. И три золотистых ретривера.
- А собаки-то зачем?
Алферова только разводит руками.
- А работы в Изюме сами понимаете сколько.
Психологу нужен психолог
Центру в Изюме передают помощь и киевские волонтеры из "Кожен може", и международные организации. У Марины все записано в тетрадку. Сколько "ООНовских" одеял раздала такого-то числа. Сколько пайков.
- Только с этими переселенцами надо строго. А то на голову сядут, – обронила в разговоре Марина.
Алферова рассказывает о "просильщицах": преимущественно это бабушки, которые каждые пару дней приходят спросить, не привезли ли еще чего-то. А им объясняют, что сегодня помощь только для новоприбывших. А сегодня – только для детей. Вы получаете пенсию, а кто-то ничего не получает.
- И мы уже автоматически, таких завидя, говорим: "Ничего нет!" – улыбается Марина.
Это позволило спросить о том, что я не раз замечал в разных городах: несмотря на деятельное сострадание, со стороны волонтеров часто очевидна эмоциональная отчужденность по отношению к тем, кому они пытаются помочь. Помощь пытаются бюрократизировать.
- Конечно, – подтверждает Марина. – У нас есть психолог для переселенцев, так ей теперь самой психолог нужен. У нас большинство волонтеров сами переселенцы, так я им постоянно говорю: если есть знакомые – лучше отправляйте их дальше. Не нужно слишком сближаться, слишком жалеть. Вы этого не выдержите.
Муж Алферовой, который едет вместе с нами, показывает на телефоне фотографию пяти- или шестилетней девочки, которую вместе с семьей недавно вывезли из-под обстрелов. Трудно смотреть в глаза ребенку, даже на фотографии.
Растворение
На харьковском вокзале находится один из волонтерских пунктов "Станции Харьков". С утра здесь не было новых переселенцев – лишь волонтеры. Всех бегущих от войны распределяют дальше.
 |
| Волонтерский пункт "Станция Харьков" на харьковском вокзале. Здесь и дальше фото автора |
В городах вынужденные переселенцы будто растворяются. Кто не знает, может ничего и не замечать – несмотря на огромное количество бежавших от войны. Лишь по данным УВКБ ООН, внутри страны – их более миллиона. Еще почти 700 тысяч человек бежали за рубеж, из них почти 500 тысяч – в Россию, 80 тысяч – в Беларусь, 35 тысяч – в Польшу.
 |
Среди внутренних переселенцев больше всего остаются в Донецкой области (например, в Краматорске). На втором месте – Харьков и Харьковская область.
Люди растворяются в городах. Кто-то ищет работу, многие – пенсионеры. Большинство снимают жилье по взвинченным ценам – часто по принципу "восемь в комнате, не считая собак". Кто-то живет в "местах компактного поселения".
 |
| Модульный городок для переселенцев в Харькове |
Например, на краю Харькова, на пустыре, за деньги правительства Германии был построен модульный городок. Это несколько рядов белых металлопластиковых домиков-контейнеров. Над ними торчат электрические столбы. По центру – детская площадка.
 |
Снаряды выбрали мой дом
- Мы открыли городок для поселенцев 19 января. Сейчас здесь живет 357 человек, из них 173 дети, 33 инвалида, – рассказывает мне комендант городка Алексей Варва.
Кто именно из многих тысяч переселенцев поселится в городке – решают люди из МЧС. Люди платят за коммунальные услуги - около 100 гривен в месяц с человека. В городке работают уборщица, дворник, прачка – все из числа самих переселенцев, за минимальную зарплату.
 |
По словам Варвы, в городок селят либо многодетные семьи, либо семьи с детьми-инвалидами. Собственно, наш разговор несколько раз прерывает Дмитрий Борзенко из Луганска – отец шестерых детей.
- Снаряды выбрали мой дом, – хмыкает он, – в качестве места приземления. Так мы в один день лишились всего. Что тут еще рассказывать.
Вместо рассказа о своей потере Борзенко решил рассказать о нынешней деятельности. Он, по сути, сразу стал волонтером: организовал Масленицу, возит группы детей то в экопарк, то в аквапарк.
- Обещали выделить пару билетов в цирк, – говорит Борзенко.
Ему пару раз звонят на мобильный, в конце концов он выходит. Наш разговор с комендантом постоянно прерывается. То жители городка приходят с вопросами, то уборщица Света просит пересесть: городок ждет заместительницу Кернеса, надо срочно все убрать, хотя здесь и так как-то казарменно чисто.
Царские условия
- Да для нас тут царские условия, – говорит 30-летняя Людмила Петренко. – По сравнению с тем, как мы в Антраците жили...
Люда ведет меня в свои "царские хоромы". Если большинство в городке живут по принципу общежития или коммуналки – коридор со множеством дверей в комнаты, то семье Петренко на четверых выделили целых две комнаты в трейлере (из-за ребенка-инвалида).
 |
| Людмила Петренко показывает свои "хоромы" |
Железные кровати, железные шкафчики и практически пусто: нет вещей, чтобы заполнить ими пространство, поскольку выезжали в январе только с несколькими сумками.
- Я думала, с ума сойду. Блокпосты были закрыты из-за боев, да у нас и пропусков нет. Ехали целые сутки, через Россию. Сначала из Антрацита на Каменск-Шахтинский, потом оттуда с пересадками как-то на Белгород, а уже из Белгорода на Харьков. Целые сутки. А у меня ребенок-инвалид.
Жить стало невыносимо
Люда приехала в Харьков 28 января, и это не первая ее попытка выехать: раньше она не смогла найти нормальное жилье и была вынуждена вернуться в Антрацит. У нее трое детей. У среднего, семилетнего – синдром Дауна. Первый муж после рождения больного ребенка бросил ее. В "ЛНР" ее бывший муж – отец старших двоих детей – состоял в "ополчении", а сама Люда очень быстро после прихода в Антрацит казачества стала "проукраинской".
- Поначалу "ополченцев" я поддерживала, – говорит она. – Но потом в город вошло казачество...
По словам Люды, она даже собиралась пойти на "референдум", понимая его как референдум об автономии "ЛНР" внутри Украины. Ничего плохого в этом не видела. Не пошла голосовать "за" лишь потому, что ребенок заболел.
Но очень скоро изменила свое мнение: из-за неместного казачества, из-за введенных казачеством поборов, из-за конфликтов между казачеством с "ЛНР", и вообще:
- Жить стало невыносимо.
Она рассказывает, как казаки "отжимают" у бизнесменов машины и самовольно селятся в оставленных домах:
- Люди возвращаются, а двери поменяны, и внутри люди с автоматами... И что ты им скажешь?
Короче, она поставила украинский флаг на телефон, даже несмотря на увещевания второго мужа, что на нее могут донести.
- У нас ведь "стучат". У нас полдома за Украину, но между собой говорим об Украине тихо, чтобы не донесли.
 |
| Людмила с детьми целые сутки добиралась до Харькова из Антрацита через Россию |
Люда уехала не из-за обстрелов – в Антраците относительно спокойно, а из-за этой вот "невыносимости" жизни. Она и до войны жила плохо. Новый муж работал на "копанке". Отапливали квартиру углем, который Люда выбирала вручную из сваленной в кучу породы. Нужно перебрать вручную четыре ведра породы в день.
Поэтому для нее трейлер с электрическим отоплением и туалетом в помещении, пусть даже душ в общежитии общий, – "царские условия".
- Только работу найти трудно. Я думала, в большом городе это будет просто. Муж ходил в "Будмен" [гипермаркет по соседству с городком], у него ведь стаж работы в охране, а там вакансии. Перезванивают: "Хозяин говорит, вы не подходите. Ненадежные".
Но Люда надеется, что после определения больного Максима в спецшколу – в Антраците таких не было – она и сама наконец сможет найти хоть какую-то работу.
Дочка еще не понимает
А вот 35-летней Свете из Углегорска уже повезло. Она прямо здесь в городке работает уборщицей за минимальную зарплату.
Дома в Углегорске была продавцом-кондитером.
 |
| Светлана с мамой и дочкой уехала из Углегорска. Ее квартира теперь разбомблена |
У нее с шестилетней дочкой-первоклассницей и мамой-инвалидом – на троих комната в общежитии в модульном городке. Дома в Углегорске была квартира, а как раз недавно купила у бабушки-соседки по дешевке гараж, хотя машины нет. И новую бытовую технику.
- Ото знала б, лучше б деньги были целые.
Света рассказывает долго, спокойно и с полуулыбкой.
Света с дочерью и матерью выехали еще осенью. Сначала жили в выделенной харьковскими властями комнате в каком-то офисном помещении. Потом позвонили из МЧС: подошла очередь по сделанной несколькими месяцами ранее заявке.
Света выехала из родного города вовремя. Ее квартира в Углегорске теперь разбомблена. Ремонту не подлежит в принципе.
- Моя дочка еще не понимает, что нам некуда возвращаться, – с полуулыбкой говорит Света. – Постоянно говорит: вот, когда мы вернемся... "А давай снова на грибы пойдем?" Игрушки свои вспоминает.
Света рассказывает долго и спокойно, а потом говорит:
- Такой был тихий городок. Я его обожала...
И неожиданно для меня и, кажется, для себя самой, начинает рыдать, закрывается руками и не может остановиться.
А ты сидишь, как дурак, и не знаешь, что делать и что вообще можно сделать. А потом выходишь побыть одному, смотришь на ряд белых трейлеров. И только в этом одном городке, за этими белыми стенами похожих историй несколько сотен, просто за стенами их не видно.
 |
