"На временно оккупированные территории"
- Уважаемые пассажиры, которые едут на временно оккупированные территории! – раздается из репродуктора в вагоне строгий женский голос.
Люди в вагоне замолкают и выслушивают о разнице часовых поясов между Украиной и "временно оккупированными территориями". После строгого голоса бодрая песенка "Біла хмара, чорна хмара" сбивает людей с ритма прежних оживленных разговоров.
Поезд "Киев-Константиновка" не так уж переполнен, как мне рассказывали. Люди в плацкартном вагоне едут лишь с одной-двумя сумками. Многие, как окажется утром, и до Константиновки не доедут – то есть говорить о "массовом" возврате переселенцев не приходится. Количество внутренне перемещенных лиц в Украине – более 450 тысяч.
Константиновка сейчас – последний город, подконтрольный украинскому правительству. Уже Ясиноватая – под контролем непризнанной "ДНР".
- Здравствуйте, – говорит по мобильному 60-летний Владимир. – У вас можно забронировать два места до Донецка? Фамилии... Нет?
- Продолжайте звонить, – советует Лидия Ивановна, его соседка по купе, которая живет в Константиновке.
Владимир звонит по другому номеру и бронирует места в маршрутке до Донецка для себя и своей 47-летней жены Марты.
- Что сказали?
- Перевозчик нас наберет за полчаса до отправления.
Билеты для них от Константиновки до Донецка (60 км) с бронью – по 110 гривен. Для сравнения: билет на поезд от Киева до Константиновки – 105 грн.
"За что?"
"За что нам такое?" - эту фразу в разных вариациях я услышу десятки раз.
Владимир и Марта, семья интеллигентов, уехали на дачу в Винницкую область летом.
- В отпуск, как мы думали, – вздыхает Марта.
Теперь они возвращаются – возможно, лишь за теплыми вещами, а может, чтобы остаться в Донецке.
- Там посмотрим, – говорит женщина.
Ее муж Владимир, который работает в рекламе, кое-как работал удаленно. Он иронизирует и над всем посмеивается. Марта до сих пор "числится", по ее словам, врачом в одной из больниц Донецка. Зарплату "то получала, то не получала". Денег все меньше. И они еще в хорошей ситуации.
Евгения, красивая 40-летняя женщина из Горловки, едет домой лишь на пару дней за теплыми вещами. Она – одинокая мать, воспитывающая ребенка с ДЦП. Ребенка перевела в спецшколу в Киеве, когда школа в Донецке попала под бомбежку. Работала репетитором физики и математики. Теперь живет у тетки, однако работать толком не может:
- Связей нет. Если искать новую работу, то нужно "от и до". А я на полный день не могу. С ребенком не одно, так другое.
"Сами виноваты?"
Я стараюсь не говорить, что я из Киева: когда люди об этом узнают, часто закрываются:
- А-а-а, вам наши проблемы...
Или, как сказала мне пенсионерка Лидия Ивановна из Константиновки:
- Тоже скажете, что мы сами виноваты? Мирные люди – заложники ситуации. А эти - что одни, что другие... Хотите стрелять – выйдите в поле и хоть все перестреляйте друг друга.
Кстати, позиция "выйдите из городов в поле и стреляйте друг в друга" тоже очень типична.
Чаще всего ее слышишь, когда не представляешься, а подслушиваешь разговоры местных между собой. Тогда не услышишь ни поддержки украинскому правительству, ни поддержки "ополченцам". Если в двух словах – доминирует позиция "против всех".
Поскольку позиция "сами виноваты" и вправду распространена вне Донбасса, утром в Константиновке, в армегеддоне пересадки с поезда на маршрутки, мое внимание привлекут чернокожие иностранцы. Один из них – видно, впервые – бегает с сумкой по вокзалу и никак не может попасть на нужное направление. Он оказывается студентом-медиком из Нигерии и на ходу, в спешке, не может понять моих вопросов. Моргает:
- А я тут причем?
![]() |
"Енакиево, два места!"
Водители на станции пересадки в один голос утверждали, что сейчас гораздо больше людей едет с территорий, подконтрольных правительству, на территории под контролем "ДНР":
- А где вам лучше? Дома или в поездках? Вот и нам тоже.
Утренняя пересадка в Константиновке – хаос и крики, однако длятся они недолго.
- Енакиево, два места!
- Горловка, рейсовый автобус!
"Кипиш" создают сами перевозчики: их больше, чем нужно. Пассажиров кажется много, но мой вагон, например, до Константиновки доехал наполовину пустым. Люди из поезда быстро заполняют маршрутки. Места, по крайней мере сегодня, хватило всем. Марта и Владимир могли бы не бронировать по телефону.
Некоторые перевозчики уехали полупустыми, а таксисты так и будут ходить по вокзалу:
- Енакиево, два места!
- Сколько до Донецка? – спрашиваю у водителя маршрутки.
- Сто гривен. Но через два часа будем – не то, что другие, по три с половиной часа идут.
И очень обижается, что я не принимаю такое заманчивое предложение. Напомню, расстояние – 60 км.
"Зате єдина Україна!"
Лидия Ивановна в вагоне рассказала о своем друге – завотделом онкологии в донецкой больнице. Он уехал, взяв отпуск за свой счет, однако так и не смог найти другую работу.
- Все места заняты. Дома ты был кто-то, тут – никто.
Завотделом все же не возвращался в Донецк, пока ему не позвонил главврач. "Либо выходишь с понедельника на работу, либо бери расчет". Завотделом вернулся в Донецк.
Армянка Марина в Краматорске (подконтрольный украинскому правительству) позже расскажет мне о своей дочери, студентке-медике:
- Ректор сказал: либо в течение двух недель выходишь на пары, либо отчисляют.
Дочь на последнем курсе. Перед Мариной стоит дилемма: отправлять дочь или нет. Кроме того, что страшно, есть и другое:
- А если закончит вуз в "ДНР", в Украине ее диплом признают?
Ну, а люди более "приземленных" профессий, кроме того, не раз рассказывали о прямой дискриминации.
- Мариуполь, всего за сто километров от Донецка! – говорит мне маршрутчик из областного центра. – Вижу объявление, нужен водитель. Прихожу к директору: еще нужен? Да, иди в отдел кадров. Прихожу, даю документы. А там - вы что донецкий? Нет, уже не нужен.
- А мои в Полтаву ездили, – говорит другой. – Квартира полторы тысячи. А, донецкие? Четыре тысячи!
- Зате єдина Україна! – саркастически отвечает первый.
"Мозоль на пальце ноги"
Часть водителей в Константиновке – местные, с подконтрольной Украине территории. Другие – приезжают из Горловки и Донецка, подконтрольных непризнанной "ДНР". Однако различия во взглядах между ними, конечно, незаметны.
- И те, и другие нормальные, – говорит горловский. – Проверили документы и все. Не понравился – проверили вещи.
- И те, и другие козлы, – говорит константиновский, и горловский, выражавший противоположную мысль, тут же кивает.
- Я раньше ездил хоть в Карпаты, – говорит молодой лысый и безбровый таксист. – А сейчас выедешь в Днепропетровскую область, так тебя на блокпосту разденут, разуют. О, мозоль на пальце ноги! Может, ты ногой курок нажимаешь?
Он не видел жену и дочь уже полгода. Они боятся вернуться в Константиновку, и таксист повторяет все ту же фразу:
- За что мне такое?
"С невесткой по брусниці, рачки"
У каждого перевозчика – ведь они переезжают через фронт часто – есть истории о попадании под обстрел и т.п.
- Останавливают меня. "Пустой"? А я такой радый: "Пустой". Думаю, щас отпустят. Они: "Отлично, поехали воевать". Посидалы. И едем колонной. Танк, за ним джип бронированный, а дальше я такой непаливный.
Водитель показывает на ярко-желтую маршрутку.
- Танк в посадку и давай стрелять. Мне говорят: ложись. Я: та куда, грязно. А я такой в белом, присел и сижу. А тут як гахнуло – я забыл, в чем был, втыснулся в землю...
- Еще и рыть начал, – смеется таксист.
- Ну да. То щас я смеюсь. Хорошо, недолго было. Танк отстрелялся, те вылезли в посадке.
Отпустили. Я очнулся, стою под мостом на въезде в Констаху, руки на руле. Думаю, чё я тут стою – мне ж в другую сторону. Дома это рассказал, сын смеется – а я сел, чашку водки накатил...
Когда я спрашиваю, кто именно его потянул на передовую, маршрутчик только махает рукой и остальная компания единодушно бормочет: "Да все они одинаковые". Лишь потом я вытягиваю из него, что это был "Оплот".
Лысый таксист, у которого "мозоль на пальце ноги", тоже рассказывает, как "лежал звездой под плитами" на блокпосту. А 43-летняя женщина-контролер в красной куртке, которая заманивала пассажиров в маршрутки утром, делится своим военным опытом:
- Сначала земля двыгтыть. Мы с невесткой раз уже попадали, то знаем. Идем оцэ с нашими на брусницю, слышу – двыгтыть. Все такие на нас смотрят и смеются – а мы уже с невесткой по брусниці рачки, рачки, рачки.
Мужчины смеются. Женщина в красном заканчивает мысль:
- Остальные только через тридцать секунд, когда рядом гахкать начало, за нами поползли.
"Все равно обидно"
В пригородных железнодорожных кассах – локальные "мигранты" на небольшие расстояния. Добираются с пересадками. На расписании "Ясиноватая" в качестве конечной станции заклеена надписью "Скотувата" – это последняя подконтрольная украинскому правительству станция.
![]() |
Украиноязычные бабушки обсуждают вполголоса:
- Яценюк і цей, що в презідіумі сидить, як його?
- Турчинов.
- Так, Турчинов. Хто їх обирав? Да ніхто. Америка да Німеччина назначили.
- Ага.
- А вибори? Їхні, значить, дєйствітєльні, а ці, значить, недєйствітєльні? – недоумевают бабушки.
Главная же тема для обсуждений в эти дни, особенно среди старших людей – будут ли платить пенсии на территориях, подконтрольных "ДНР".
В электричке на Славянск я подслушиваю немолодых женщин из Ясиноватой, подконтрольной "ДНР". Женщины едут в Краматорск переоформлять пенсии. Так делают многие – из подконтрольных "ДНР" территорий пытаются переоформлять соцвыплаты на Константиновку, Краматорск и другие подконтрольные украинскому правительству города.
- Кіндратівка... – читает название станции бабушка из Ясиноватой за моей спиной. – Какая между нами и ними разница? Вот почему здесь пенсии получают, а мы нет? Знаете, девочки, что? Ведь ничего от нас не зависит. А все равно обидно.