- Только бы ты говорила! – сжимаю в руках телефонную трубку, слушаю длинные гудки и по десятому разу повторяю про себя эту фразу. Неожиданно протяжный звук обрывается и раздается четкий, немного нервный голос:
- Алло! Вибачте, у нас ремонт, я зараз перейду до іншої кімнати…
Перед глазами фото, сделанные в архиве СБУ, с них на меня сморит 20-ти летняя девушка. Красивая и серьезная. Рядом – материалы допросов. Десятки исписанных страниц с одним и тем же вопросом – ВЫ БЫЛИ СВЯЗНОЙ? Я мысленно представляю современную студентку, с ярким маникюром, рюкзаком, смартфоном, в наушниках и не могу избавиться от ощущения, что вопрос звучит, как-то по-дурацки… он никак не вяжется с современным реальным миром.
Несколько месяцев допросов, конфискация всего имущества, среди которого – кровать, два обычных платья, юбка и лист бумаги с неразборчиво написанным стихом… об Украине.
- Доброго дня, мене звуть Іра, я редактор. Сьогодні була в архіві СБУ, бачила вашу справу і хотіла поговорити, - долгая пауза… Затем раздается печальный, надтреснутый голос:
- То вони відкрили архіви?
- Так… Я скоро буду в Естонії і можу з вами зустрітись. Щоб не по телефону.
- Добре, приїжджайте. Я все розкажу.
В дороге я думаю о том, что ее, почти еще ребенка, приговорили к 10 годам заключения и 5 годам ссылки. За что? За стихи? За то, что хотела видеть свою страну свободной? За свои юношеские идеалы? У меня даже нет представления о том, как все было на самом деле. Но динамика допросов не оставляет сомнений, что признания были далеко не чистосердечными. В бумагах кроются какие-то нелепые пароли, явки, прозвища, все выглядит по-детски смешно и наивно. И последний документ в папке, будто подтверждает мои мысли. В них она просит о реабилитации и пишет, что была просто наивным и напуганным ребенком, который хотел принести пользу своей стране. На своих явочных курсах, она всего лишь читала историю Украины…
- Знаєш, скільки їх таких було, особливо з Західної Україні? Майже все студентство вивезли. Дівчат у літніх сукнях забирали просто з пар, кидали у товарні вагони і везли до Сибіру, а там викидали, де закінчувались рейки і казали голими руками копати землю, - рассказывает мой коллега. И я с ужасом думаю, что это было не так уж и давно. Как мы смогли так быстро забыть?
Уже в Таллинне, друзья помогают мне найти типографию, где можно распечатать фото и то самое, затерянное среди страниц ее дела, стихотворение. Глядя на картинку в рамке одобрительно кивают, но потом предупреждают.
 |
- Ти сильно розстроїшься, якщо вона не прийде? Їй майже 90. Вона прихворіла…
Я пожимаю плечами. Да, будет обидно.
В Украинском культурном центре прохладно и суматошно. Я жду, и когда уже почти теряю всякую надежду, слышу шепот подруги:
- Вона прийшла!
Хрупкая, слегка сутулая, в берете и очках, в которых отражаются огромные голубые глаза.
- Доброго дня, пані Мирославо, я – Іра, редактор з Києва. Я вам телефонувала.
- То йдемте поговоримо.
Она долго рассматривает свои фото. Роется в сумке, чтоб найти другие очки, но стих так и не может прочесть. Натянутая, как струна, уже ни во что не верит. Не верит и мне.
- А звідки я знаю… може ви також з них?
Но разговор течет своим ходом:
- Я давно хотіла про все це написати. Але ще живі деякі люди і я не хочу нікому нашкодити.
- То ви справді були в ОУН?
- Звичайно. І знаєте, що би не казали про тих людей, вони були янголами. Вони хотіли тільки найкращого для своєї країни.
Я узнаю, что в живых она осталась лишь потому, что после СИЗО попала в больницу и местный врач сжалился над ней. Он обучил юную студентку сестринскому делу, говоря, что только так она сможет не умереть в лагерях. И она выжила. Влюбилась в заключенного эстонца и вышла за него замуж. Она не собиралась никуда уезжать, но ни для нее, ни для мужа работы в Украине не нашлось. К репрессированным даже после амнистии были суровы. Слушая мои вопросы, она продолжает рассматривать студенческое фото.
- А я була колись красивою.
- Та ви й зараз гарна.
Вижу застенчивую улыбку и трогательный полушепот:
- Знаєте, у мене чоловіки досі закохуються.
Улыбаюсь в ответ и верю. Верю, потому что красоту нельзя измерить или объективно оценить, ее можно только осознать и почувствовать. И в тот момент я ее ощущаю.
Через несколько часов, уже прощаясь, она вдруг резко произносит:
- А знаєте… я згадала цей вірш. За нього мені додатково дописали 2 роки.
Возвращаясь домой я думаю, что вряд ли мы когда-нибудь увидимся. Время неумолимо стирает человеческие судьбы, корректирует историю. Мы по-прежнему ищем ответы на вопросы – кто мы и куда идем? И в новом виртуальном мире уже не отличаем реальности от выдумки. Нас легко запутать, подкидывая новые, хорошо срежессированные интриги и конфликты. Но иногда, чтобы найти свою дорогу, надо вернуться назад, ощутить незыблемую реальность и проложить верный маршрут. Чтобы в конце концов, во всей этой суматохе, мы не оказались людьми без истории.
* Колонка - це виключно авторське сприйняття подій та осмислення дійсності
