Дмитрий Шуров – один из немногих украинских музыкантов, которые удивляют частыми творческими "реинкарнациями": автор и исполнитель песен группы Pianoбой, музыкант и композитор.
После выпуска прошлой осенью пластинки "Не прекращай мечтать", он написал музыку и часть стихов к спектаклю "Золушка" в именитом московском театре "Современник", выпустил клип на пророческую песню "Родина" и записал дуэт с Сергеем Бабкиным.
Если вспомнить деятельность Шурова в составе "Океана Эльзы", "Брюсселя", Esthetic Education и сотрудничество с Земфирой, можно говорить об особой нише в украинской и российской рок-музыке последнего десятилетия.
INSIDER встретился с Шуровым в день премьеры клипа "Родина" и поговорил с ним о противостоянии системе, работе в "Современнике" и новом поколении людей.
- В клипе на песню "Родина" бульдозер уничтожает пианино под названием "Украина". Вам не хотелось, чтобы он остановился перед инструментом?
- Так не бывает, к сожалению.
- В чем тогда позитив?
- Позитив в том, что индивидуальность всегда выживет, а системе рано или поздно приходит конец. К сожалению, победа личности над системой бывает в дальносрочной перспективе, система – штука упрямая.
Здесь и сейчас, как правило, бульдозер переедет пианино. Учитывая, что наш бульдозер без водителя, и он олицетворяет некую систему, надо позволить ему сожрать то, что стоит на пути. Потом бульдозер с оврага свалится, придут новые люди, поставят пианино и будут играть. Если бы он остановился, это была бы неправда.
Впрочем, каждый может трактовать так, как считает нужным. Это коллективная идея, не могу сказать, что один человек взял и решил, что бульдозер должен переехать пианино.
- Что такое Родина Дмитрия Шурова?
- Есть место, в котором ты родился, и которое, нравится это тебе или нет, тебя лепит. Я абсолютно точно знаю, что я не случайно родился в Виннице. Я верю, что вода, которую ты пьешь, воздух, которым ты дышишь, люди, которые рядом, тебя формируют. Определенная незащищенность в детстве позволяет всасывать все, что в тебе есть. С какой-то точки зрения, это родина и есть. То, что ты в себя впитал в детстве - место, люди.
Они образуют внутри тебя какого-то такого ежа, которого ты проглотил, и он там уже живет. Иногда этот еж сжимается и заставляет тебя плакать. Его очень сложно оттуда изъять.
Можно уехать, поддаться чужому влиянию, измениться довольно сильно. Хотя я не очень в это верю: с другими происходит такое, со мной нет. Вот этот еж, на мой взгляд, Родиной и является. То место, время, люди и энергия, в которых ты находился в детстве, остаются с тобой на всю жизнь. Наверно, Родина – это такой еж, которого мы съедаем в детстве, и от которого мы не можем избавиться.
- Что бы вы сказали людям, которые сейчас хотят уехать из Украины и фактически “собирают чемоданы”? Есть ли причины оставаться?
- Не понимаю, зачем сейчас уезжать из Украины. Я сам очень люблю перемещаться. Пожить в другой стране - полезно для личностного роста, но я всегда возвращаюсь. Может, эти люди устали - у всех же разный заряд прочности. Человеку все время надо подбрасывать дровишки, чтобы он мог жить, развиваться. И как профессионал, и как личность.
Наверное, если бы я был один, мне бы тяжелее было справляться. Мне семья очень много подбрасывает дров. Если я с ними, мне, по большому счету, все равно, где находиться. И здесь сейчас мне очень интересно… Трагично, грустно, но меня очень вдохновляет то, что происходит в Украине. Любые изменения – к лучшему.
- То есть, ваш принцип все-таки встречаться со сложностями?
- Да. Наверное, так время проходит интереснее, быстрее, когда ты все время что-то преодолеваешь. Вот у нас состоялась премьера клипа на песню “Родина”, и для меня это очень большое испытание.
Каждый раз, когда выпускаешь песню на всеобщее обозрение, а тем более клип – я ненавижу сниматься, для меня это большая кнопка – чувствуешь себя голым человеком посреди большой улицы, полной народу. Постоянная потребность в эмоциональном оголении в том, чем я занимаюсь, тоже является препятствием. Это делает мою работу интересной. В конце концов, всегда есть уголки, в которых ты можешь регенерироваться и накопить новый заряд.
 |
| Фото: Соня Плакидюк |
- Как родилась музыка для пьесы “Золушка”, премьера которой в начале апреля прошла в московском театре “Современник”?
- Режиссер Екатерина Половцева прислала мне пьесу, классический текст Шварца – тем очень много иронии и актуальные на сегодня штуки. Я никогда не видел ни одного фильма о Золушке, ни одного спектакля. В этом плане я был полезный персонаж, чистый лист, потому что "Современник" хотел сделать что-то абсолютно новое, не похожее не все остальное. Мне дали полную свободу.
Мы обменивались через интернет скетчами, зарисовками. Потом я слетал в Москву, познакомился с труппой. Взял кассетник, сказал: пойте, что хотите, потому что поступило пожелание режиссера - чтобы были песни. Актеры по-разному реагировали: кто-то рвался в бой, хотел петь, кто-то категорически отказывался. Я со всеми нашел общий язык, уехал с этим ощущением в Киев и начал писать.
В феврале мы набрали живую группу, искали по большей части академических музыкантов. Я хотел сделать необычный бэнд, как с классическими, так и с современными инструментами. Люди должны были быть гибкими настолько, чтобы с инструментами перемещаться, вылезать из окон. Технологически спектакль очень сложный и яркий.
Я контролировал весь процесс, начиная от репетиций, занятий вокалом и звука, заканчивая настроением. Для меня это был очень интересный опыт, большой вызов и честь.
- Надо ли делать детский театр более современным?
- Конечно, надо. Дети же меняются. Сейчас вообще поколение другое. Они совсем по-другому шутки понимают, мыслят. Гораздо сложнее заставить их что-то смотреть, слушать. Тяжело заставить полтора часа воспринимать информацию. Она должна быть все время разной. Сейчас крупная форма разбивается на много мелких. Мультики – по три минуты. В спектакле есть и “мультики”, и шутки ниже пояса.
Думаю, в “Золушке” “Современника” достигнут оптимальный баланс. Это сказочный волшебный мир, при этом современный, наполненный и понятными вещами, и очень тонкими, которые надо прочувствовать.
- Во время работы в "Современнике" вы записали обращение к людям. Оно называется "Будь сильным!" Что заставило вас сделать это, и будут ли другие послания?
- У меня всегда больше идей, чем я могу физически воплотить. Если какая-то живет во мне дольше, чем неделю, я стараюсь ее реализовать. Я пошел записывать рояль для "Золушки" и заодно эту штучку записал. Есть песни, а есть манифестальные обращения. И поскольку я музыкант больше, чем оратор, мне проще в коротком музыкальном обращении что-то выразить. Думаю, что таких обращений будет больше, они разные - есть более светлые, есть мрачные.
- В песни "Зомби" есть такая строчка: "меньше миллиона людей, которым все не пофиг". Их стало больше после тех событий, которые все мы пережили?
Однозначно, стало. И в качественном смысле вот этот "меньше миллиона" изменился, что тоже очень важно. Все-таки миллион – это много. Мне бы хотелось, чтобы в Украине много было людей, каждый из которых стоит тысячи. И могут как в ковбойских фильмах: перед толпой стать, вылезти на крышу, и успокоить всех одним взглядом. Надеюсь, что такие подрастают в новом поколении. Старое, по большому счету, уже ничего не может и не хочет.
Я никогда не мог понять тех, кто просто пытается прожить жизнь и больше ориентируются на хлеб с маслом. Во всех развитых странах люди очень интересуются происходящим и, как правило, в курсе всех событий. Другое дело, что у нас люди оказались не готовыми к такой скорости. Нация молодая в плане менталитета. Мы сейчас взрослеем бешеными темпами. Многие теряют нить происходящего. Нет дня, чтобы я пару человек не отфрендил, которые просто повергают меня в шок. Люди запутываются, теряют стержень, начинают делать глупости.
- Должны творческие люди высказывать свое мнение о политике и вести за собой свою аудиторию?
- Я считаю, что да, но форма может быть очень разной. Я не люблю прямых буквальных вещей. Например, в песне “Родина” ни разу не появляется слово Родина. Мне кажется, было бы круто, если бы мы много думали о своей стране, но не надо из себя это высекать. Вымучивать патриотизм не стоит. Выглядит очень смешно - смешнее фильмов с Луи де Фюнесом. Лучшее, что человек может сделать для своей страны – это стать крутым профессионалом в своем деле, и вырастить таких же детей.
Хотя делать конъюнктурные вещи тоже нужно уметь. Есть люди, которые делают это красиво: качественно доносят идеи, пусть и чужие. Но мне лично не близка позиция большинства украинских артистов: как ни в чем не бывало играть за любого политика, и при этом выходить сухими из воды.
- Почему не взяли в конъюнктуру песню, которую записали с Сергеем Бабкиным (украинскую версию Fragile Стинга)?
- Лохи (смеется, - ред.). Надо было, конечно, развить. Но это был экспромт. С Бабкиным мы в октябре записали крутую песню, называется она "С нуля". Мы планировали издать ее в конце прошлого года, но, по понятным причинам, творческая деятельность была трудно совместима с жизнью три последних месяца.
Сейчас мы хотим, наконец, отдать людям эту песню. Бабкин оказался у меня на кухне, мы пили чай и совершенно спонтанно спели эту “Fragile”. О Сергее идет молва, что там, где он присядет, рождается песня, если гитара есть под рукой. Это, мне кажется, правда.
Не знаю, почему Стинг. Я не фанат Стинга, и он тоже. Это трудно объяснить, а как сделать из этого конъюнктуру – еще труднее. Нам с Бабкиным надо толстого продюсера на двоих. Мы в этом плане оба не эксперты.
Сейчас интересное время - появляется желание совместно что-то делать у тех, кто раньше бы не общался. Люди сами находят, предлагают что-то. Так произошло и с Ваней Дорном (Шуров и Дорн вскоре планируют выпустить совместную песню, - ред.). Все это происходит в свободном творческом потоке. С одной стороны, хочется сделать событие из каждой такой песни. С другой - часто бывает так: делаешь событие, а получаешь фуфло. Сейчас мне просто интересно делать музыку.
- Как вы пришли к смене творческого "амплуа"?
- Я пел в свое удовольствие всегда. Другое дело, что не всегда было то, что хотел сказать словами. Я писал много музыки, и мне этого было достаточно. Но в какой-то момент этого стало не хватать. Я прошел творческий кризис, когда играл как сумасшедший – 150 концертов в год, и все равно мне было мало. И тогда я начал петь. Взял паузу, пробовал играть на разных инструментах, стал осознавать, кто я, зачем, где. Не могу сказать, что это новое амплуа. Это творческая реинкарнация.
Амплуа могут быть разными, но суть от этого не поменяется. Чем я точно не хотел бы быть – так это элементом, винтиком в системе, где есть план, график.
 |
| Фото: Дмитро Шитко |
- То есть, вы себя не видите частью группы, как раньше?
- В группе люди скорее не винтики, а шестеренки. Винтик – закрутил, и пусть держит. А шестеренка – как она будет крутиться, так группа и будет ехать. Группа – это очень интересно, но для этого нужны соратники. Кому-то нравится играть в группе, быть шестеренкой. Кому-то – их “генерить”. Я не исключаю участия в группах. Мечтаю сделать что-то с Юрой Хусточкой, например, но он сейчас в Париже живет.
- Святослав Вакарчук анонсировал, что некоторые концерты в честь 20-летия "Океана Эльзы" пройдут в старом составе. Будете участвовать?
- 21 июня мы точно сыграем в Киеве. Уже договорились и застолбили дату. То, что мы сделали на Майдане, не было подготовлено, и имело больше энергетический смысл, чем музыкальный. Конечно, хочется реабилитироваться на стадионе и сделать что-то по-настоящему крутое с музыкальной точки зрения.
- Есть ностальгия по тем временам?
- Ностальгия из разряда: вы скучаете по своим 18-ти? У меня по 18-ти не очень большая ностальгия. Я помню себя дико замкнутым, не умеющим общаться, прыщавым. Совсем неприкаянным чуваком. Особой ностальгии не испытываю. Но есть приятное воспоминание о том, какой мы были группой.
Единственная причина, по которой я не уехал учиться в Беркли в Америку (а я очень хотел стать джазменом) - была группа “Океан Эльзы”. Тогда это не был всепоглощающий бренд и бэнд, но это была крутая компания. Банда. По 8-9 часов проводили друг с другом, играя, общаясь. Я, безусловно, скучаю. Это бывает очень редко – музыкальная любовь между мужиками. Это был колоссальный рост для меня. Но любовь, как говорят психологи, не длится долго, и это состояние не могло быть вечным.
- А что бы вы сказали сейчас себе тому, 18-летнему и замкнутому? Что бы изменили?
- Да ничего бы не менял. Самое интересное, когда есть, куда развиваться. Не интересно быть таким крутым и пушистым. Круто, когда внутри есть потенциал, который ты не проявляешь до какого-то момента. Когда не гонишься за моментальной отдачей.
С одной стороны, я все хочу сразу, с другой – я больше люблю и уважаю постепенное развитие. Я так получаю больше удовольствия. Часто, когда что-то происходит очень быстро, я не успеваю это осознать. Иногда через год-два понимаешь, какой был крутой тур, или зашибезный концерт. Поэтому – ну отлично. Был замкнутый, через 10 лет разомкнулся. Через 10 еще посмотрим, что будет.
Мне интересны группы, которым есть, куда расти. Когда вижу людей, которые уперлись в потолок – я их безгранично уважаю, но мне их слушать не очень интересно. Когда вижу тех, кто мечется, что-то ищет – вот это вдохновляет. На пути к истине надо набить много шишек, иначе не бывает.
- Можете дать совет талантливым людям, которые устали и опустили руки?
- Мне всегда казалось, что люди просто не могут не заниматься чем-то. Музыкой, например. Если у человека это внутри есть, то его очень сложно остановить. Может, эти люди не в своей профессии находятся? Человек, который горит чем-то и может это делать, не может этого не делать. Я тоже прохожу через очень тяжелые периоды. Вся моя жизнь -это один сплошной тяжелый период.
Что значит устали? Это как футболисты киевского "Динамо" - устали. Можно списать на невезение, но это оправдание. Скорее, не на своем месте люди, вот и все.
- В одном из интервью вы сказали, что "совершили революцию внутри себя и разрешили миру больше влиять на вас, в результате чего и появился альбом "Не прекращай мечтать". Не возникает ощущения внутреннего напряжения от влияния мира? Каков рецепт отдыха?
- Мне переключение всегда помогает. Банальный совет психологов - ребенка надо переключать. Эти песни нельзя назвать веселыми, но я не могу назвать их мрачными, грустными. Когда мы играем их на концертах, они вызывают светлую энергетику в зале, людях, во мне. Это грустные песни, которые хочется петь с улыбкой. Мне не нужно от них лекарство. Это удовольствие – отдавать то, что внутри накопилось, что-то настоящее.
- Что в ближайшем будущем у группы Pianoбой?
- Сейчас мы отдали "Родину", и хотелось бы почивать на лаврах, но не получается. Нас ожидает первый приезд в Минск, несколько концертов в украинских филармониях в мае.
Pianoбой может генерировать программы, идеи, строить туры, давать людям новый взгляд на вещи, я об этом мечтаю. Я вижу нашу аудиторию хорошо и близко. Мы очень любим и хотим играть концерты, но если чувствуем, что может получиться бяка, не едем. Наш менеджмент может отказаться от концерта, даже если с деньгами все в порядке. Хотя для большинства современных музыкантов это гротеск. Сейчас шоу-бизнес таков, что все едут туда, куда зовут.
- Если в Россию сейчас позовут, поедете?
- Мы немало ездим в Россию. В 2013-м году было много концертов, фестивалей. Сейчас, к сожалению, ситуация усложнилась. Многие фестивали, в которых мы были заявлены, где есть какие-то государственные акции, просто убирают из лайн-апа украинские группы. Либо просят организаторов сделать нежелательным такое участие. Думаю, что это будет обоюдный процесс. Есть такой фильм: “Тупой и еще тупее”. Всегда одна тупость вызывает другую: меня это раздражает.
Инди-группам сейчас тяжело. Хотя мы, скорее, контемпорари-бард коллектив, пиано-рок. Людям надо свыкнуться с существованием Pianoбой. Хоть, на мой взгляд, это абсолютно понятная история, все-таки не было здесь еще таких коллективов. И новое всегда нуждается в принятии.
